Неточные совпадения
Вода сбыла, и мостовая
Открылась, и Евгений мой
Спешит, душою замирая,
В надежде, страхе и тоске
К едва смирившейся
реке.
Но, торжеством победы полны,
Еще кипели злобно волны,
Как бы под ними тлел огонь,
Еще их пена покрывала,
И тяжело Нева дышала,
Как с битвы прибежавший конь.
Евгений смотрит: видит лодку;
Он
к ней бежит, как на находку;
Он перевозчика зовет —
И перевозчик беззаботный
Его
за гривенник охотно
Чрез волны страшные везет.
За баржею распласталась под жарким солнцем синеватая Волга, дальше — золотисто блестела песчаная отмель,
река оглаживала ее; зеленел кустарник, наклоняясь
к ласковой
воде, а люди на палубе точно играли в двадцать рук на двух туго натянутых струнах, чудесно богатых звуками.
В это время солнце только что скрылось
за горизонтом. От гор
к востоку потянулись длинные тени. Еще не успевшая замерзнуть
вода в
реке блестела как зеркало; в ней отражались кусты и прибрежные деревья. Казалось, что там, внизу, под
водой, был такой же мир, как и здесь, и такое же светлое небо…
После этого мы дружно взялись
за топоры. Подрубленная ель покачнулась. Еще маленькое усилие — и она стала падать в
воду. В это время Чжан Бао и Чан Лин схватили концы ремней и закрутили их
за пень. Течение тотчас же начало отклонять ель
к порогу, она стала описывать кривую от середины
реки к берегу, и в тот момент, когда вершина проходила мимо Дерсу, он ухватился
за хвою руками. Затем я подал ему палку, и мы без труда вытащили его на берег.
За перевалом, следуя течению
воды к востоку, мы часа в 3,5 дня вышли на
реку Инза-Лазагоу — Долина серебряной скалы.
Река эта будет самым большим и ближайшим
к морю притоком Тютихе. В верховьях Инза-Лазагоу состоит тоже из 2 речек, именуемых также Сицой и Тунцой. Каждая из них, в свою очередь, слагается из нескольких мелких ручьев.
Паначев работал молча: он по-прежнему шел впереди, а мы плелись
за ним сзади. Теперь уже было все равно. Исправить ошибку нельзя, и оставалось только одно: идти по течению
воды до тех пор, пока она не приведет нас
к реке Улахе. На большом привале я еще раз проверил запасы продовольствия. Выяснилось, что сухарей хватит только на сегодняшний ужин, поэтому я посоветовал сократить дневную выдачу.
Ряды изб, по сибирскому обычаю, выходили
к реке не лицом, а огородами, что имело хозяйственное значение: скотину поить ближе, а бабам
за водой ходить.
Наконец, когда охотник внезапно явится слишком близко
к вынырнувшему нырку, забежав вперед
за излучину или колено
реки, — нырок поднимается; сначала отделяется от
воды довольно трудно, летит, шлепая крыльями по водяной поверхности, но скоро разлетится, полетит очень быстро и поднимется высоко.
— Что, мол, пожар, что ли?» В окно так-то смотрим, а он глядел, глядел на нас, да разом как крикнет: «Хозяин, говорит, Естифей Ефимыч потонули!» — «Как потонул? где?» — «
К городничему, говорит,
за реку чего-то пошли, сказали, что коли Федосья Ивановна, — это я-то, — придет, чтоб его в чуланчике подождали, а тут, слышим, кричат на берегу: „Обломился, обломился, потонул!“ Побегли — ничего уж не видно, только дыра во льду и
водой сравнялась, а приступить нельзя, весь лед иструх».
Противоположный берег представлял лесистую возвышенность, спускавшуюся
к воде пологим скатом; налево озеро оканчивалось очень близко узким рукавом, посредством которого весною, в полую
воду, заливалась в него
река Белая; направо
за изгибом не видно было конца озера, по которому, в полуверсте от нашей усадьбы, была поселена очень большая мещеряцкая деревня, о которой я уже говорил, называвшаяся по озеру также Киишки.
Выйдут на берег покатый
К русской великой
реке —
Свищет кулик вороватый,
Тысячи лап на песке;
Барку ведут бечевою,
Чу, бурлаков голоса!
Ровная гладь
за рекою —
Нивы, покосы, леса.
Легкой прохладою дует
С медленных, дремлющих
вод…
Дедушка землю целует,
Плачет — и тихо поет…
«Дедушка! что ты роняешь
Крупные слезы, как град?..»
— Вырастешь, Саша, узнаешь!
Ты не печалься — я рад…
За кормою, вся в пене, быстро мчится
река, слышно кипение бегущей
воды, черный берег медленно провожает ее. На палубе храпят пассажиры, между скамей — между сонных тел — тихо двигается, приближаясь
к нам, высокая, сухая женщина в черном платье, с открытой седой головою, — кочегар, толкнув меня плечом, говорит тихонько...
Я поднялся в город, вышел в поле. Было полнолуние, по небу плыли тяжелые облака, стирая с земли черными тенями мою тень. Обойдя город полем, я пришел
к Волге, на Откос, лег там на пыльную траву и долго смотрел
за реку, в луга, на эту неподвижную землю. Через Волгу медленно тащились тени облаков; перевалив в луга, они становятся светлее, точно омылись
водою реки. Все вокруг полуспит, все так приглушено, все движется как-то неохотно, по тяжкой необходимости, а не по пламенной любви
к движению,
к жизни.
— Наняли у жандармского вахмистра в монастырской слободке желтенькую каморочку
за два с половиной серебра в месяц и ходят себе с кувшином на
реку по
воду. Но в лице и в позиции они очень завострились, и наказали, чтобы вы, Наталья Николаевна,
к ним всемерно спешили.
Первый сбросил с себя свою простыню белый лекарь, через минуту он снял и второй свой покров, свою розовую серпянковую сорочку, и вслед
за тем, шибко разбежавшись, бросился кувырком в
реку и поплыл
к большому широкому камню, который возвышался на один фут над
водой на самой средине
реки. Этот камень действительно был центром их сборища.
На перекатах
реки, в которой водятся налимы, загораживаются язы, то есть вся ширина
реки или только та сторона, которая поглубже, перебивается нетолстыми сплошными кольями, четверти на две торчащими выше водяной поверхности, сквозь которые может свободно течь
вода, но не может пройти порядочная рыба; в этой перегородке оставляются ворота или пустое место, в которое вставляется морда [Мордою называется сплетенный из ивовых прутьев круглый мешок; задний конец его завязывается наглухо, а в переднем, имеющем вид раскрытого кошелька, устраивается горло наподобие воронки, так что рыбе войти можно свободно, а выйти нельзя.] (или нерот), крепко привязанная посредине
к длинной палке: если отверстая ее сторона четыреугольная, то ее можно вставить между кольями очень плотно; если же круглая (что, по-моему, очень дурно), то дыры надобно заткнуть ветками сосны или ели, а
за неименьем их — какими-нибудь прутьями.
Сила движения
воды здесь настолько велика, что
за бойцом образуется суводь, то есть
вода тихим током медленно возвращается
к бойцу, что можно заметить по плывущей вверх по
реке пене.
Дружеский шепот
реки оказал мне настоящую услугу. Когда, часа три назад, я укладывался на берегу, в ожидании ветлужского парохода,
вода была далеко,
за старою лодкой, которая лежала на берегу кверху днищем; теперь ее уже взмывало и покачивало приливом. Вся
река торопилась куда-то, пенилась по всей своей ширине и приплескивала почти
к самым моим ногам. Еще полчаса, — будь мой сон еще несколько крепче, — и я очутился бы в
воде, как и эта опрокинутая лодка.
Черкесской конь, привыкший переплывать горные потоки, с первого размаха вынес его на середину
реки; он повернул его по течению, но не успел бы спасти погибающую, если б,
к счастию, ей не удалось схватиться
за один куст, растущий на небольшом острове, вокруг которого
вода кипела и крутилась ужасным образом.
Помню, что я потом приподнялся и, видя, что никто не обращает на меня внимания, подошел
к перилам, но не с той стороны, с которой спрыгнул Давыд: подойти
к ней мне казалось страшным, — а
к другой, и стал глядеть на
реку, бурливую, синюю, вздутую; помню, что недалеко от моста, у берега, я заметил причаленную лодку, а в лодке несколько людей, и один из них, весь мокрый и блестящий на солнце, перегнувшись с края лодки, вытаскивал что-то из
воды, что-то не очень большое, какую-то продолговатую темную вещь, которую я сначала принял
за чемодан или корзину; но, всмотревшись попристальнее, я увидал, что эта вещь была — Давыд!
Высокий дом, широкий двор
Седой Гудал себе построил…
Трудов и слез он много стоил
Рабам послушным с давних пор.
С утра на скат соседних гор
От стен его ложатся тени.
В скале нарублены ступени;
Они от башни угловой
Ведут
к реке, по ним мелькая,
Покрыта белою чадрόй
Княжна Тамара молодая
К Арагве ходит
за водой.
Снова они поплыли по
реке, сидя друг против друга. Варенька завладела вёслами и гребла торопливо, сильно;
вода под лодкой недовольно журчала, маленькие волны бежали
к берегам. Ипполит Сергеевич смотрел, как навстречу лодке двигаются берега, и чувствовал себя утомлённым всем, что он говорил и слышал
за время этой прогулки.
На другой день после раннего обеда они сволокли легкую, плоскодонную лодку по откосу оврага
к реке, спустили ее в
воду и поплыли по течению вниз. Так как
река бежала необыкновенно быстро, то фельдшер пустил Астреина на гребные весла, а сам сел на корму с рулевым веслом. Смирнов взял с собой на всякий случай шомпольную одностволку и даже зарядил ее. Друг, увязавшийся
за лодкой, бежал по берегу и весело лаял.
За окном весело разыгралось летнее утро — сквозь окроплённые росою листья бузины живой ртутью блестела
река, трава, примятая ночной сыростью, расправляла стебли, потягиваясь
к солнцу; щёлкали жёлтые овсянки, торопливо разбираясь в дорожной пыли, обильной просыпанным зерном; самодовольно гоготали гуси, удивлённо мычал телёнок, и вдоль
реки гулко плыл от села какой-то странный шлёпающий звук, точно по
воде кто-то шутя хлопал огромной ладонью.
Герасим ничего не слыхал — ни быстрого визга падающей Муму, ни тяжкого всплеска
воды; для него самый шумный день был безмолвен и беззвучен, как ни одна самая тихая ночь не беззвучна для нас, и когда он снова раскрыл глаза, по-прежнему спешили по
реке, как бы гоняясь друг
за дружкой, маленькие волны, по-прежнему поплескивали и постукивали они об бока лодки, и только далеко назади
к берегу разбегались какие-то широкие круги.
Несется косная по тихому лону широкой
реки,
вода что зеркало, только и струится
за рулем, только и пенится что веслами. Стих городской и ярманочный шум, настала тишь, в свежем прохладном воздухе не колыхнет. Петр Степаныч передал руль кормщику и перешел
к носу лодки. Шепнул что-то песенникам, и тотчас залился переливчатыми, как бы дрожащими звуками кларнет,
к нему пристал высокий тенор запевалы, песенники подхватили, и над широкой
рекой раздалась громкая песня...
Непрекращающиеся дожди и постоянная прибыль
воды в
реке весьма беспокоили удэхейцев. Они опасались
за своих жен и детей и начали проситься домой. Я обещал не задерживать их и отпустить тотчас, как только они доставят нас
к подножью Сихотэ-Алиня. Около устья Гобилли мы устроились биваком в тальниковой роще.
Оно было расположено на берегу
реки Волхова, по крайней мере
к дороге, шедшей по этому берегу, примыкал принадлежавший
к имению лес, хотя усадьба была верстах в двух-трех, и
за ней в живописных берегах несла свои сравнительно мелкие
воды речка Тигода.
Атаманский челн повернулся,
за ним повернули и другие и стали приставать
к берегу,
к намеченному Миняем месту. Невиданное прежде зрелище представилось им. В отвесном скалистом берегу оказалось глубокое ущелье, точно ложе высохшей
реки, куда Чусовая не могла направить свои
воды, так как дно ущелья было выше уровня ее
воды и поднималось постепенно в гору, между высоко нависшими скалами.
Егор Никифоров не проронил ни одного слова. С последними словами она вскочила и бросилась в сторону,
к реке. Егор Никифоров поспешил
за ней, задыхаясь на бегу. Он успел ухватить ее сзади почти у самой
воды.
От Усы-реки, бывало,
сядем на струга.
Гаркнем песни, подпевают
сами берега…
Свирепеет Волга-матка,
словно ночь черна.
Поднимается горою
за волной волна…
Через борт
водой холодной
плещут беляки.
Ветер свищет, Волга стонет,
буря нам с руки!
Подлетим
к расшиве: — Смирно!
Якорь становой!
Лодка, стой! Сарынь на кичку,
бечеву долой!
Не сдадутся — дело плохо,
значит, извини!
И засвищут шибче бури
наши кистени!